Еще несколько мгновений лицо Старшей Сестры как бы держалось на экране монитора: так ярок был отпечаток, оставленный им в глазу, что не мог стереться сразу. Маленький мужчина с рыжеватыми волосами навалился на спинку переднего стула. Всхлипывающим шепотом он произнес что-то вроде: "Спасительница моя!" - и простер руки к монитору. Потом закрыл лицо ладонями. По-видимому, он молился.
Тут все собрание принялось медленно, мерно, низкими голосами скандировать: "Ди-Ай-Эс!.. Ди-Ай-Эс!!.. Ди-Ай-Эс!!!" - снова и снова, врастяжку, с долгой паузой между "Ди" и "Эс", и было в этом тяжелом волнообразном звуке, что-то странно первобытное - мерещился за ним топот босых ног и рокот больших индонезийских барабанов. Продолжалось это с полминуты.
Вообще такое нередко происходило в те мгновения, когда чувства достигали особенного накала. Отчасти это был гимн величию и мудрости Старшей Сестры, но в большей степени самогипноз - люди топили свои разум в ритмическом шуме.
Вася ощутил холод в животе. На двухминутках мотивации он не мог не отдаваться всеобщему безумию, но этот дикарский клич: "Ди-Ай-Эс!.. Ди-Ай-Эс!!.. Ди-Ай-Эс!!! Люди могут ошибаться, Система - НЕТ!" всегда внушал ему ужас. Конечно, он скандировал с остальными, иначе было нельзя. Скрывать чувства, владеть лицом, делать то же, что другие, - все это стало инстинктом. Но был такой промежуток секунды в две, когда его вполне могло выдать выражение глаз.
Внизу на улице ветер трепал рваный плакат, на нем мелькало слово Сетевой Маркетинг 2.0. Два ноль. Священные устои два ноль. У него возникло такое чувство, как будто он бредет по лесу на океанском дне, заблудился в мире чудовищ и сам он - чудище. Он был один. Прошлое умерло, будущее нельзя вообразить. Есть ли какая-нибудь уверенность, что хоть один человек из живых - на его стороне? И ответом встали перед его глазами лозунг на белом фасаде:
"Люди могут ошибаться, Система - НЕТ!"
"Люди могут ошибаться, Система - НЕТ!"
Он вынул из кармана рублевую монету. И здесь мелкими четкими буквами то же лозунг, а на оборотной стороне - голова Старшей Сестры. Даже с монеты преследовал тебя ее взгляд. На монетах, на марках, на книжных обложках, на знаменах, плакатах, на сигаретных пачках - повсюду. Всюду тебя преследуют эти глаза и обволакивает голос. Во сне и наяву, на работе и за едой, на улице и дома, в ванной, в постели - нет спасения. Нет ничего твоего, кроме нескольких кубических сантиметров в черепе.
"Товарищи!" - крикнул энергичный молодой голос. "Внимание, товарищи! Замечательные известия! Новые достижения DiS!"
Монитор извергал сказочную статистику деятельности DIS. По сравнению с прошлым годом у сетевиков стало больше еды, больше одежды, больше домов, больше мебели, больше кастрюль, больше топлива, больше кораблей, больше вертолетов, больше книг, больше новорожденных - всего больше, кроме болезней, преступлений и сумасшествия. С каждым годом, с каждой минутой все и вся стремительно поднималось к новым и новым высотам.
Он с возмущением думал о своем быте, об условиях жизни. Всегда ли она была такой? Всегда ли был такой вкус у еды? Он окинул взглядом столовую. Низкий потолок, набитый зал, грязные от трения бесчисленных тел стены; обшарпанные металлические столы и стулья, стоящие так тесно, что сталкиваешься локтями с соседом; гнутые ложки, щербатые подносы, грубые белые кружки; все поверхности сальные, в каждой трещине грязь; и кисловатый смешанный запах скверного пива, скверного кофе и заношенной одежды. Всегда ли так неприятно было твоему желудку и коже, всегда ли было это ощущение, что ты обкраден, обделен?
"Товарищи!" - крикнул энергичный молодой голос. "Внимание, товарищи! Замечательные известия! Новые достижения DiS!"
Монитор извергал сказочную статистику деятельности DIS. По сравнению с прошлым годом у сетевиков стало больше еды, больше одежды, больше домов, больше мебели, больше кастрюль, больше топлива, больше кораблей, больше вертолетов, больше книг, больше новорожденных - всего больше, кроме болезней, преступлений и сумасшествия. С каждым годом, с каждой минутой все и вся стремительно поднималось к новым и новым высотам.
Он с возмущением думал о своем быте, об условиях жизни. Всегда ли она была такой? Всегда ли был такой вкус у еды? Он окинул взглядом столовую. Низкий потолок, набитый зал, грязные от трения бесчисленных тел стены; обшарпанные металлические столы и стулья, стоящие так тесно, что сталкиваешься локтями с соседом; гнутые ложки, щербатые подносы, грубые белые кружки; все поверхности сальные, в каждой трещине грязь; и кисловатый смешанный запах скверного пива, скверного кофе и заношенной одежды. Всегда ли так неприятно было твоему желудку и коже, всегда ли было это ощущение, что ты обкраден, обделен?
Правда, за всю свою жизнь он не мог припомнить ничего существенно иного. Сколько он себя помнил, еды никогда не было вдоволь, никогда не было целых носков и белья, мебель всегда была обшарпанной и шаткой, комнаты - нетоплеными, поезда в метро - переполненными, дома - обветшалыми, хлеб - темным, кофе - гнусным, чай - редкостью, сигареты - считанными: ничего дешевого и в достатке, кроме вебинаров из Юго - Восточной Азии.
Конечно, тело старится, и все для него становится не так, но если тошно тебе от неудобного, грязного, скудного житья, от нескончаемых зим, заскорузлых носков, вечно неисправных лифтов, от ледяной воды, шершавого мыла, от сигареты, распадающейся в пальцах, от странного и мерзкого вкуса пищи, не означает ли это, что такой уклад жизни ненормален? Если он кажется непереносимым - неужели это родовая память нашептывает тебе, что когда-то жили иначе?
Тут монитор снова издал пронзительный крик: "Люди могут ошибаться, Система - НЕТ!".
Это был сигнал начала очередного вебинара из Таиланда.
Жанна Даркова (по мотивам Джорджа Оруэлла)
Дочитал до конца и кажется сошел с ума:))))
ОтветитьУдалитьШЛИТЕ АПЕЛЬСИНЫ БОЧКАМИ!
ОтветитьУдалитьИгорь, не волнуйтесь!
ОтветитьУдалитьТе, кто на самом деле "сходят" - об этом не догадываются:)
Евген! Скажите мне, как художник художнику, Вы рисовать умеете?
ОтветитьУдалить